Почекаев Р. Ю. (Санкт-Петербург)
Поддельные акты золотоордынских правителей и их реальные прототипы
Сравнительно небольшое количество дошедших до нас письменных памятников (актовых материалов) Золотой Орды уменьшается еще и за счет того, что некоторые из них признаны специалистами подложными – продуктом более поздних эпох. Речь идет, в частности, о ярлыке Узбека митрополиту Петру, грамоте Мамая великому князю Дмитрию Ивановичу (Донскому), «ярлыке» Едигея великому князю Василию Дмитриевичу и ярлыке Ахмата великому князю Ивану Васильевичу. В рамках настоящей статьи мы намерены выяснить, имели ли эти документы реальные прототипы и представляют ли они ценность для исследователей.
Сразу стоит отметить, что все перечисленные акты дошли до нас исключительно на русском языке и поэтому многие специалисты по монгольской (и в частности – золотоордынской) дипломатике не рассматривали их как документальные памятники Золотой Орды[i][1]. Тем не менее, полагаем, что у нас есть основания сравнивать эти тексты с актами чингизидской дипломатики, сохранившимися до наших дней в оригинале. Кроме того, представляет интерес и анализ ситуации, в которой мог быть создан тот или иной документ. Рассмотрим названные четыре документа в хронологической последовательности.
«Ярлык хана Узбека» митрополиту Петру относится к разновидности т. н. тарханных ярлыков, с помощью которых отдель-
143
ные лица или категории лиц приобретали судебный и налогово-податной иммунитет[ii][2]. Этот документ входит в так называемую «пространную редакцию» сборника ярлыков золотоордынских ханов русским митрополитам, среди которых стоит первым. Впервые этот сборник был опубликован в «Древней русской вивлиофике» Н. Новиковым[iii][3] и с тех пор неоднократно становился предметом исследования. Собственно, главное отличие от т. н. «краткой редакции» и заключается в том, что «пространная» содержит «ярлык Узбека», который отсутствует в «краткой». Весьма любопытно, что и в наши дни отдельные авторы цитируют «ярлык Узбека» как наиболее характерный документ этого сборника[iv][4], несмотря на то, что уже в 1918 г. русский церковный историк П. П. Соколов привел весьма убедительные аргументы в пользу его подложности.[v][5] Большинство исследователей, впрочем, приняли точку зрения П. П. Соколова и избрали объектом исследования именно краткую коллекцию сборника ярлыков[vi][6].
Не оспаривая выводов П. П. Соколова и его последователей, тем не менее, зададимся вопросом: а был ли «ярлык Узбека» грубой подделкой, в которой совершенно не учитывались правила составления настоящих документов золотоордынской канцелярии? Анализ содержания ярлыка показывает, что его составители име-
144
ли достаточно полное представление о формуляре золотоордынских ярлыков и в значительной степени сымитировали его: в «ярлыке Узбека» присутствуют все необходимые элементы формуляра, характерного для документов, дошедших до нас в оригинале: инвокация, интитуляция (адресант), инскрипция (адресат), вступительно-повествовательная часть, диспозиция, санкция, дата и место выдачи[vii][7] Следует отметить, впрочем, что вступительно-повествовательная часть и диспозиция в «ярлыке Узбека» как будто поменялись местами – это нарушение стандартной формы золотоордынских ярлыков также позволяет исследователям говорить о подложности рассматриваемого документа.
Имел ли «ярлык Узбека» реальный прототип? Безусловно. Как известно, тарханные ярлыки подтверждались каждым новым ханом при вступлении на трон и каждому новому тархану при его вступлении в права наследования своего предшественника. Таким образом, за свое правление хан Узбек мог выдать как минимум два ярлыка русской церкви – митрополиту Петру после своего собственного вступления на трон (1313 г.) и митрополиту Феогносту после его интронизации (1328 г.). «Легальным прототипом» рассматриваемого акта послужил, по-видимому, первый ярлык, хотя дата его выдачи указана 6721 (1213) г. по древнерусскому летоисчислению, а по двенадцатилетнему циклу – год зайца, ближайший из которых приходился на 1315 г. (эта нестыковка по датам также дает основания говорить о подделке)[viii][8].
Содержание «ярлыка Узбека», тоже имеет свой прототип. В частности, предусмотренное в ярлыке право митрополита Петра «судить и управлять люди своя… Да не вступаются в церковное и митрополиче никто же»[ix][9], в полной мере отражено в грамоте хан-
145
ши Тайдулы «митрополиту Иоану» (1347 г.), которая также предписывает русским князьям не вмешиваться в митрополичий суд[x][10]. Остальные положения «тарханства» русской церкви в той или иной степени соответствуют положениям других ханских ярлыков, вошедших в сборник и признаваемых подлинными. Что же касается ряда разночтений (права церкви в «ярлыке Узбека» расписаны более подробно и многословно, чем в ярлыках, например, Бердибека и Туляка), то подобные разночтения имеются и между подлинными ярлыками. Так, например, в первом из золотоордынских ярлыков русской церкви (ярлык Менгу-Тимура от 1267 г.) также весьма многословно и с многочисленными повторами перечислены права русской церкви, пожалованной ханом. Высказывались вполне резонные предположения, что этот ярлык подвергся существенной «редакторской правке» составителями сборника, а А. П. Григорьев предложил реконструкцию оригинала текста, в большей мере соответствующую как общему формуляру чингизидских документов, так и содержанию других золотоордынских ярлыков русской церкви[xi][11].
Таким образом, не подвергая сомнению сам факт подложности «ярлыка Узбека», отметим, что и его форма, и содержание имели реальные прототипы среди документов – причем, по-видимому среди разных документов: форма могла быть позаимствована из реального ярлыка Узбека, содержание же базировалось на других тарханных грамотах. Что и делало эту подделку (с точки зрения фальсификаторов) достоверной в глаза будущих читателей. Причину составления подложного документа вместо включения в сборник подлинного ярлыка Узбека объяснить нетрудно: составители сборника пожалований русской церкви не могли не вклю-
146
чить в него ярлык наиболее выдающегося хана Золотой Орды, однако подлинный документ, по-видимому, содержал далеко не такие «щедрые» пожалования, как хотелось бы составителям, и это повлекло составление подложного акта[xii][12].
«Грамоту Мамая» великому князю Дмитрию Ивановичу (якобы, направленную ему перед Куликовской битвой и содержащую требования покориться и угрозу смертной казни в случае неподчинения) можно счесть подложной уже на том основании, что она приведена лишь в одном источнике – «Сказании о Мамаевом побоище» в издании «Синопсиса», составленного в последней четверти XVII века[xiii][13]. Само «Сказание» является отнюдь не документальным, а, скорее, публицистическим произведением с ярко выраженной идеологической направленностью. Исходя из этого, следует оценивать и степень исторической достоверности повествования в целом, и интересующей нас «грамоты Мамая». Тем не менее, как и в случае с «ярлыком Узбека» попытаемся выяснить, не имел ли этот документ реальных прототипов.
Прежде всего, обратимся к форме послания. С удивлением обнаруживаем, что, несмотря на ряд оборотов, характерных для русских летописных и фольклорных произведений, в целом этот документ соответствует протоколу посланий ордынских правителей. Так, например, в «послании» указаны адресант и адресат, основная часть (которая содержит санкцию, поскольку речь идет о послании «царя» своему «ратаю», т. е. нижестоящему). Все эти элементы характерны и для писем золотоордынских ханов[xiv][14], и для общих правил дипломатической переписки на Востоке[xv][15]. От-
147
сутствие в «грамоте» удостоверительных формул и элементов конечного протокола как бы подчеркивает и пренебрежение Мамая к своему вассалу, и спешку, в которой составлялось письмо, а возможно – и отражает стремление подчеркнуть «нелигитимность» Мамая как «царя»[xvi][16].
Между тем есть все основания полагать, что и эта «грамота» могла базироваться на реальном документе. Во-первых, это могло быть послание (битик), которое Мамай имел право отправлять правителям, вассальным Золотой Орде, в качестве бекляри-бека золотоордынских ханов. Так, например, в Львовской летописи под 1359 г. упоминается, что Мамай отправил посла в Москву, т. е. осуществлял дипломатические контакты в пределах своей компетенции[xvii][17]. Во-вторых, речь могла идти о ярлыке хана Мухаммада-Булака (или Туляка), при котором Мамай в 1380 г. и состоял в качестве бекляри-бека. В частности, от имени этого монарха «Мамаевой мыслию» был выдан ярлык митрополиту Михаилу (Митяю) в 1379 г.[xviii][18]. Сам Мамай никогда не узурпировал ханского права и не выдавал ярлыков от своего имени, хотя всем было понятно, что в них выражалась воля всесильного бекляри-бека, а не подставного хана[xix][19]. Таким образом, формально нет никаких препят-
148
ствий считать, что «грамота Мамая» на самом деле могла быть направлена великому князю Дмитрию.
Историческая ситуация к 1380 г. также вполне позволяет предполагать, что Мамай мог направить послание Дмитрию Московскому. Известно, что в 1363 г. Мамаю удалось убедить московские власти признать зависимость от поддерживаемого им хана Абдаллаха, а не от «сарайских ханов». В обмен на это Мамай согласился получать с русских земель «выход» меньше, чем во времена хана Джанибека, т. е. в эпоху расцвета и могущества Золотой Орды. Результатом этих переговоров стало заключение т. н. «докончания» великого князя Дмитрия с Мамаем, что, по мнению историков, выводило взаимоотношения Руси и Орды на новый уровень[xx][20]. Факт прямых контактов между великим князем и бекляри-беком, заключение ими «докончания» (т. е. фактически договора) дает основание считать, что Мамай мог обмениваться с московским правителем посланиями, даже не будучи ханом («царем», как он именуется в «памятниках Куликовского цикла).
В 1374 г. между Москвой и Мамаем началось «розмирье»: князь Дмитрий стал на позиции, враждебные Мамаю[xxi][21], признав, вероятно, власть ханов, правивших в Сарае. Все попытки Мамая восстановить прежний формат отношений воспринимались московскими властями негативно. Следствием стало требование Мамая восстановить размер «выхода» с русских земель «как было при царе Чзянибеке, а не по своему докончанию». Сведения о таком содержании послания Мамая великому князю перед Куликовской битвой имеются в другом «памятнике Куликовского цикла» – рассказе Софийской I летописи старшего извода[xxii][22]. Несмотря на то, что содержание этого послания, как видим, отличается от рассматриваемой «грамоты» из «Синопсиса», сам факт его упомина-
149
ния свидетельствует в пользу того, что послание Мамая великому князю действительно было направлено.
Таким образом, «грамота Мамая», несомненно, имела реальные прототипы, о чем свидетельствуют и форма, и содержание. Вполне возможно, что сама фальсификация свелась к тому, что составитель «Синопсиса» просто «пересказал по памяти» ту часть реального письма Мамая, которая хорошо вписывалась в общий контекст «Сказании о Мамаевом побоище». Единственное, в чем мы усматриваем существенное несовпадение с историческими реалиями – это дата составления «послания». Есть основания полагать, что Куликовская битва началась с внезапного нападения русских войск, и у Мамая просто-напросто не было времени для обмена посланиями с великим князем. Поэтому полагаем, что послание, послужившее реальным прототипом для «грамоты», было написано и отправлено заранее (когда бекляри-бек еще только задумывал поход на Русь) и содержало требования вновь признать власть «мамаева хана» и выплачивать «выход» в том размере, какой существовал при Джанибек-хане. Подлинное послание, скорее всего, было уничтожено московскими властями после победы над Мамаем, а его копия из ханской канцелярии – по-видимому, после прихода к власти Токтамыша.
«Ярлык» Едигея великому князю Василию Дмитриевичу Московскому, содержащийся в ряде русских летописей, – документ, к которому у исследователей нет единого отношения. Одни считают его подлинным посланием золотоордынского бекляри-бека (хотя и существенно «подредактированным» в московской великокняжеской канцелярии), другие – подделкой, причем не просто фальсификацией, а своего рода пародией, политическим памфлетом о событиях 1408-1409 гг., т. е. времени неудавшегося похода Едигея на Москву[xxiii][23]. Сразу стоит оговорить, впрочем, что название «ярлык» неправомерно употребляется исследователями (ярлыки имели право выдавать только ханы-Чингизиды), тогда как
150
в источниках этот документ фигурирует под вполне оправданным названием «грамота»[xxiv][24].
Как и в случае с грамотой Мамая, можно отметить, что формально это послание соответствует основным канонам дипломатической переписки Золотой Орды, содержит элементы «адресант», «адресат». А отсутствие других формальных элементов традиционного актового формуляра, можно объяснить (как и в случае с «грамотой Мамая») спешкой составления, пренебрежением к адресату, либо же просто тем, что летописцы, включившие содержание документа в состав своих сочинений, не сочли нужным включать эти элементы, не добавлявшие ничего к содержанию послания.
Заставляет предполагать подлинность послания и актуальность исторических реалий, отраженных в этом документе. Так, упоминаются ханы Золотой Орды, при которых Едигей был бекляри-беком, и к которым не являлся великий князь Василий (Тимур-Кутлуг, Шадибек, Пулад); принятие при московском дворе «Тахтамышевых детей», неуплата Москвой «выхода» в течение нескольких лет и пр. Есть все основания полагать, что «ярлык» Едигея – на самом деле битик, т. е. послание бекляри-бека великому князю, вероятно, направленное вместе с ярлыком хана Пулада, на который имеется ссылка в самом документе («како ти поклоны придуть и царевъ ярлыкъ»[xxv][25]).
Для исследователей «ярлык» Едигея имеет весьма большое значение, поскольку содержит некоторые положения, касающиеся формальных взаимоотношений между ханами Золотой Орды и вассальными им русскими князьями. Так, в послании Едигея присутствует такой упрек великому князю: «Тако Темир сел на царстве, учинился улусу господарь, тако от тех мест у царя в Орде еси не бывал, царя еси не видал, ни князей, ни старейших бояр, ни меньших, ни оного еси не присылывал. Тако ся то царство мину-
151
ло, и потом Шадибек осмь лет царствовал; у того еси также тако же не бывал, ни брата, ни сына ни с которым словом не послылал. Шадибеково царство тако ся минуло, а нынечя Булат сел на царстве, уже третий год царствует; тако же еси не бывал, ни сына, ни брата и старейшего боярина»[xxvi][26]. Еще Г. А. Федоров-Давыдов отметил, что в Великой Ясе Чингис-хана имеется положение, предписывающее вассалам хана ежегодно собираться у него для подтверждения держаний[xxvii][27]. Рашид ад-Дин приводит это предписание в следующем виде: «Только те эмиры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингиз-хана и возвращающиеся назад, могут стоять во главе войск. Те же, которые сидят в своем юрте и не внимают биликам, уподобляются камню, упавшему в глубокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростника, [и] тот, и другая бесследно исчезают. Такие люди не годятся в качестве начальников!»[xxviii][28]. Полагаем, что этот порядок распространялся и на чужеземных вассалов правителей Золотой Орды, возможно, впрочем, с той оговоркой, что эти посещения ставки хана могли быть не столь частыми – принимая во внимание отдаленность некоторых вассальных государств. Например, летописные источники содержат сведения о четырех поездках Александра Ярославича (Невского) к правителям Золотой Орды. Следовательно, князья, будучи вассалами хана, должны были периодически являться к нему сами или же посылать своих наиболее знатных и доверенных лиц. Осмелимся предположить, что эта обязанность также предписывалась русским князьям ханскими ярлыками.
Таким образом, мы принимаем сторону тех исследователей, который полагают, что «ярлык» Едигея является подлинным документом золотоордынского времени, хотя и существенно «подредактированным» впоследствии в московской великокняжеской канцелярии в соответствии с идеологическими задачами Московского государства.
152
Ярлык Ахмата великому князю Ивану III разделил в историографии судьбу «ярлыка» Едигея: одни авторы полагают, что это – московская подделка, другие – что подлинный документ, но подвергшийся обработке московской великокняжеской канцелярии. Главным доводом сторонников того, что ярлык – подложный документ, является то, что текст ярлыка совершенно не соответствует официальному формуляру джучидских грамот[xxix][29]. Однако А. П. Григорьев весьма убедительно показал, что ярлык содержит ряд поздних московских интерполяций, и предпринял попытку реконструировать его изначальное содержание, доказав, что в оригинале ярлык содержал все элементы формуляра чингизидских грамот[xxx][30].
Еще более оригинальное объяснение причин несовпадения содержания ярлыка с формуляром джучидских документов предложил А. А. Горский. По его мнению, в дошедшем до нас варианте ярлыка объединено содержание сразу трех ярлыков Ахмата: первый был отправлен в конце 1472 г. после сожжения Алексина, второй – в 1476 г. после завоевания Крыма Джанибеком, ставленником Ахмата, и третий – в 1480 г. после отступления Ахмата с р. Угры. Исследователь полагает, что в тексте ярлыка, по крайней мере, отражены события всех этих лет[xxxi][31]. Данное предположение должно также, по мнению исследователя, решить и проблему датировки этого документа, по поводу которой до сих пор нет единого мнения[xxxii][32].
Версия А. А. Горского представляется достаточно привлекательной – в первую очередь потому, что в дошедшем до нас тексте ярлыка Ахмата сочетаются, если следовать терминологии М. А. Усманова, элементы ярлыка-послания вассалу и «служи-
153
лого ярлыка», т. е. утверждения на княжение[xxxiii][33]. В связи с этим не вполне корректными представляются некоторые выводы А. П. Григорьева и осуществленная им реконструкция ярлыка Ахмата. Дело в том, что исследователь строил реконструкцию на основании имевшихся в его распоряжении образцов жалованных и проезжих грамот, тогда как ярлык Ахмата (по крайней мере, отчасти) является грамотой о назначении на должность вассального правителя.
Как и рассмотренный выше «ярлык» Едигея, ярлык Ахмата позволяет пролить свет на некоторые обязанности вассальных правителей, которые, по всей видимости отражались в стандартных ярлыках ордынских ханов русским князьям.
Весьма существенным элементом ярлыка является положение о выплате ордынского «выхода»: «И ты б мою дань во 40 день собрал: 60 000 алтын, 20 000 алтын вешнею, да 60 000 алтын осеннею»[xxxiv][34]. Таким образом, в основе содержания обязанностей русского князя к своему сюзерену – хану Золотой Орды лежала обязанность сбора дани, «выхода» со своих подданных, который затем либо привозился самим князем в Орду, либо передавался чиновникам хана. «Выход», будучи одним из многочисленных сборов, появившихся в результате подчинения русских земель Орде, и представлял собой самый обременительный налог с русского населения в пользу хана среди тех четырнадцати-шестнадцати, которые выделяли исследователи[xxxv][35].
Еще одна фраза ярлыка Ахмата выглядит следующим образом: «А на себе бы носил Батыево знамение у колпака верх вогнув ходил…»[xxxvi][36]. К. В. Базилевич на основании этого сообщения выдвинул предположение о постоянном ношении русскими князьями «знамения», т. е. «басмы» (пайцзы), прилагавшейся к ярлыку – как свидетельства вассальной зависимости русских князей от ор-
154
дынского хана[xxxvii][37]. А. П. Григорьев усомнился в том, что оригинал «ярлыка» Ахмата включал подобное положение[xxxviii][38]. Мы, со своей стороны, полагаем, что это могло быть просто упоминание о пайцзе, тем более что «пайцзы для постоянного ношения» неоднократно упоминаются и в дошедших до нас ярлыках[xxxix][39]. Но русские переписчики, вероятно, перефразировав оригинальное содержание ярлыка, дали свое видение назначения пайзцы, которая из удостоверения ярлыка превратилась, таким образом, в символ подчинения Руси Орде. Так, согласно легенде, Иван III, адресат ярлыка Ахмед(!)-хана, в знак разрыве отношений с Ордой, якобы публично истоптал ногами ханскую «басму» (пайцзу), что являлось сильнейшим оскорблением ханского величества и свидетельствовало об отказе Москвы подчиняться Орде[xl][40]. Таким образом, в ярлыках князьям вполне могла присутствовать фраза: «Выдана для постоянного ношения пайцза».
Выявленные элементы актов Едигея и Ахмата дают основания для попыток реконструкции типового содержания ярлыков золотоордынских ханов русским князьям. Впрочем, это – предмет уже другого исследования[xli][41].
Подводя же итоги всему вышесказанному, можно резюмировать, что основу вышерассмотренных актов (даже если исходить из их подложности) составляли подлинные документы, о чем свидетельствуют и форма рассмотренных актов, и соответствие их содержания историческим реалиям времени, к которому привязывали их составители.
// Актуальные проблемы истории и культуры татарского народа: Материалы к учебным курсам: В честь юбилея академика АН РТ М. А. Усманова / Сост. Д. А. Мустафина, М. С. Гатин; ред. И. А. Гилязов. Казань: Изд-во МОиН РТ, 2010. С. 142-154.
[i][1] См., напр.: Усманов М. А. Жалованные грамоты Джучиева Улуса XIV-XVI вв. Казань, 1979; Kurat A. N. Topkapi Sarayi Muzesi Arsivindeki Altin Ordu, Kirim ve Turkistan Hanlarina Ait Yarlok ve Bitikler. Istanbul, 1940; Ozyetgin M. A. Altin Ordu, Kirim ve Kazan sahasina ait yarlik ve bitiklerin dil ve uslup incelemesi. Ankara, 1996. Исключение составляют лишь исследования А. П. Григорьева, предложившего вариант реконструкции ханских ярлыков русской церкви (см., напр.: Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам: Источниковедческий анализ золотоордынских документов. СПб., 2004), однако его подход вызывает критику со стороны других исследователей и источниковедов.
[ii][2] См.: Усманов М. А. Термин «ярлык» и вопросы классификации официальных актов ханств Джучиева Улуса // Актовое источниковедение. М., 1979. С. 243.
[iii][3] Новиков Н. Древняя Российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских, до истории, географии и генеалогии российской касающихся. Ч. VI. М., 1788. С. 10-26.
[iv][4] См., напр.: Андреев А. Р. Подхватившие щит. М., 1999. С. 40-42; Бухараев Р. Соловьиный сад Золотой Орды // Поэзия Золотой Орды. М., 2005. С. 32-35.
[v][5] Соколов П. П. Подложный ярлык хана Узбека митрополиту Петру // Российский исторический журнал. 1918. Кн. 5.
[vi][6] См., напр.: Ярлыки татарских ханов русским митрополитам: Краткое собрание / Ист.-прав. обзор, текстол. коммент. А. А. Зимина // Памятники русского права. Вып. 3. М., 1955; Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам)… С. 4 и след.
[vii][7] См.: Усманов М. А. Жалованные грамоты Джучиева Улуса… С. 184-267.
[viii][8] Несоответствие датировки документа и исторических событий, к которым он привязан в большинстве случаев является одним из главных свидетельств подложности акта (см., напр.: Андреев А. И. О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г. // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 134).
[ix][9] Цит. по: Григорьев В. О достоверности ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству // Григорьев В. В. Россия и Азия. СПб., 1876. С. 244.
[x][10] Ярлыки татарских ханов русским митрополитам… С. 466-467.
[xi][11] См.: Введенский А. Фальсификация документов в Московском государстве XVI-XVII вв. // Труды Историко-археографического института АН СССР. Т. IX. Проблемы источниковедения. Сб. 1. М.; Л., 1933. С. 104; Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам… С. 7, 44.
[xii][12] Ср.: Введенский А. Фальсификация документов в Московском государстве… С. 105.
[xiii][13] Памятники Куликовского цикла / Под ред. Б. А. Рыбакова, В. А. Кучкина. СПб., 1998. С. 319.
[xiv][14] См., напр.: Султанов Т. И. Письма золотоордынских ханов // Тюркологический сборник. 1975 М., 1978. С. 249.
[xv][15] См., напр., сочинение ал-Калкашанди в: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. Извлечения из арабских сочинений, собранные В. Г. Тизенгаузеном / Подгот. к новому изданию, введение, дополнения и комментарии Б. Е. Кумекова, А. К. Муминова. Алматы, 2005. С. 290-294.
[xvi][16] М. А. Усманов, анализируя ордынские и более поздние джучидские документы, выявил немало случаев отсутствия элементов корроборации и конечного протокола. Иногда это было связано с тем, что к моменту составления акта отсутствовала тамга хана (только что вступившего на трон), иногда – с тем, что документ имел характер не общего закона-жалования, а как бы частного акта (см.: Усманов М. А. Жалованные грамоты Джучиева Улуса… С. 255). Вполне возможно, что и в данном случае в реальном прототипе «грамоты Мамая» удостоверение и конечный протокол могли отсутствовать по последней причине.
[xvii][17] См.: Насонов А. Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. СПб., 2002. С. 315.
[xviii][18] Ярлыки татарских ханов русским митрополитам… С. 465.
[xix][19] Так, например, Ф. М. Шабульдо, выдвигая гипотезу о выдаче «ярлыка Мамая» великому князю литовскому Ольгерду на южнорусские земли в 1362 г., специально оговаривает, что этот ярлык был выдан формально от имени «мамаева хана» Абдаллаха, см.: Шабульдо Ф. Чи iснував ярлик Мамая на украïньскi землi? (до постановки проблеми) // Синьоводська проблема у новiтнiх дослiдженнях. Киïв, 2005. С. 100-122.
[xx][20] См., напр.: Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: От союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI вв. М., 2001. С. 125.
[xxi][21] См., напр.: Московский летописный свод конца XV века. Рязань, 2000. С. 258-260.
[xxii][22] Памятники Куликовского цикла. С. 32
[xxiii][23] Подробный анализ мнений относительно «ярлыка» Едигея см.: Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000. С. 127-132.
[xxiv][24] См.: Григорьев А. П. «Ярлык Едигея»: Анализ текста и реконструкция содержания // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 11. 1988. С. 61-62.
[xxv][25] Цит. по: Горский А. А. Москва и Орда. С. 196.
[xxvi][26] Цит. по: Горский А.А. Москва и Орда. С. 197.
[xxvii][27] Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 54.
[xxviii][28] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Ч. 2. С. 260.
[xxix][29] См., напр.: Keenan E. L. The yarlik of Ahmed-xan to Iban III: A new reading. A. Study in Leteral Diplomatica and Literary Turcica // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. Vol., XII. 1969. P. 33-47; Halperin Ch. J. The Tatar Yoke. Columbus, 1986. P. 165-166.
[xxx][30] См.: Григорьев А. П. Время написания «ярлыка» Ахмата // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 10. 1987. С. 28-89.
[xxxi][31] Горский А.А. Москва и Орда. С. 177.
[xxxii][32] Например, К. В. Базилевич датирует ярлык Ахмата 1480 г. (Базилевич К. В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. Вестник Московского университета. 1948. № 1. С. 45), А. П. Григорьев – 1476 (Григорьев А. П. Время написания «ярлыка» Ахмата. С, 88).
[xxxiii][33] Усманов М. А. Термин «ярлык» и вопросы классификации... С. 243.
[xxxiv][34] Базилевич К.В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. С. 31.
[xxxv][35] См.: Березин И.Н. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева. СПб., 1864. С. 92-95; Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. М., 1967. С. 184-186.
[xxxvi][36] Базилевич К.В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. С. 31.
[xxxvii][37] Григорьев А.П. Время написания «ярлыка» Ахмата. С. 33-35.
[xxxviii][38] См., напр.: Григорьев А.П. Время написания «ярлыка» Ахмата. С. 79.
[xxxix][39] Григорьев А. П., Григорьев В. П. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции: Источниковедческое исследование. СПб., 2002. С. 28, 74, 166; Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам… С. 115.
[xl][40] См., напр.: Мелиоранский П. И. Что такое «басма» золотоордынских послов хана Ахмата? // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Т. XVII. 1906. СПб., 1907. С. 0129 (?!) и след.; Каргалов В. В. Конец ордынского ига. М., 1984. С. 76.
[xli][41] См. также: Почекаев Р. Ю. Ярлыки ханов Золотой Орды: историко-правовое исследование. Автореф. … канд. юрид. наук. СПб., 2006. С. 19.